«Если бы я еще раз попала в северные края, я бы уже оттуда не уехала. А для Игоря это - та самая родина свободы, которая его напитала. Мы в общем-то не стали с ним близкими людьми, но думаю, что стали терпимее.
И вот после очередного праздника, он отдал мне трудовую книжку и конечно же на следующий день я на работу не явилась. Он кричал «Где Лузина?». А я радовалась, что не слышу это …
Год я не могла никуда устроиться. Он пугал всех, что будет судиться с теми, кто примет меня на работу. Вот такой темперамент!
Я придумала реабилитационную акцию для Глазова, договорилась о первой моей персональной выставке в краеведческом музее по Кирова. Мне пообещали выставочный зал через девять месяцев. И все это время я писала. У меня были кое-какие картины, привезенные из Таджикистана, но этого было мало. На выставку не хватало. Все парафразовцы мне позировали и ссужали маленькими дольками от своих заработков, так что меня кормил тот же самый «Парафраз». Так я продержалась девять месяцев и открыла выставку. На нее пришел Маслов, посмотрел и, почесав затылок, сказал: «Ну, ладно, иди - устраивайся на работу, теперь примут». И я пошла в художественную школу, хотя еще не представляла себя в роли педагога.
На какое-то время мы вообще разбежались. Потом было тяжелое для него время, когда он ушел из «Парафраза». Честно могу сказать, я до сих пор Парафразу не могу простить то, что они не боролись за этот талант до победы. Подсознательно я чувствовала, что им трудно и пережить потерю, и трудно принять, что его судьба не оказалась такой красивой и высокой, пафосной, как было бы лучше для всего Парафраза. Он их создал. Они были учениками талантливой личности, не осознающими от кого отказываются; учениками …
Прощание с Игорем Масловым было там, где он начинал свой творческий путь. А цветы, венки были сплошь фиолетовые. Это тот цвет, который Игорь не выносил физически, но который, мне кажется, свидетельствовал об уровне интеллекта Маслова, красноречиво демонстрируя всем принадлежность к этому коронному цвету.
Я регулярно бываю на могиле Игоря Маслова. Вытираю пыль, оставляю там гостинец. Вижу грибы, которые там вырастают. Он был заядлым грибником, что тоже меня с ним роднит.
Однажды в медитации я поняла, что надо написать его портрет – отдать дань, хоть может и запоздалую. Первый портрет я предложила Трониным. Они сразу согласились. Но Татьяна Ананина увидела портрет и упросила уступить ей. Я позвонила Вере Трониной, и та согласилась уступить. Я написала второй портрет конкретно для «фиолетового человека» Вени Тронина. Так своеобразно Игорь хотел напомнить о своем юбилее, если бы он дожил до него. Оказывается, режиссировать ситуации он продолжал и с того света. В такой волнительный момент из Тани выплыло много воспоминаний о том, как они гуляли и о чем говорили. Маслов говорил, что теперь с уровня человека, потерявшего все, он узнал о людях столько, что смог бы писать ... стать драматургом, а может быть даже писателем.
Гурджиев разделил человеческие судьбы на три основные предназначения. Одни карабкаются эволюционно верх. Другие пришли в мир познать деградации. И третьи – приходят отдыхать. Так разыгрывается карма наших судеб. Игорю Маслову удалось познать два пути за одну жизнь. Он испытал победы и мог бы творить и в Москве, и В Питере, и в других больших городах, только он их не любил. Но умудрился оказаться среди самых отверженных, несчастных слоев населения.
«Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Для России это типично.
Надо умереть, чтобы твое творчество было признано. Мне в Москве однажды так откровенно и сказали. Но когда ранимая творческая душа не справляется с правилами и требованиями социума – ее, несчастную, клеймят, судят, предают забвению.
Я благодарна судьбе за встречу с Игорем. И за жизнь в Глазове. И за опыт, который я получаю всю свою долгую жизнь. Только какой ценой мы оплачиваем эти знания? Пусть убережет нас Господь от Иудиной таксы …»
Светлана ЛУЗИНА, художник
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...