«…Некоторые полагают, что чувства можно затолкать в обыкновенный морозильник, закатать с пупырчатыми огурцами, чесноком и смородиновым листом в прозрачную банку, а когда возникнет потребность Весной достать и попользоваться...
Ничем и никогда не заменишь того, что рождает сама Жизнь, как и не заменишь Человека, который сделал твою жизнь, яркой, творческой и осмысленной и чем дальше уносит время Игорька в прошлое, тем более четкие очертания в твоей памяти обретают события из той, удивительной, жизни.
Можно взять толстую книгу с дальней полки, и маленькие черные буковки расцветятся и заиграют яркими красками, обволокут тебя густым туманом таких родных и таких чужих переживаний, но все это можно прихлопнуть одним движением руки и закашляться пылью прошлого, и опять натолкнуться на жесткие очертания действительности, ощутить новую боль и попытаться растворить ее в таких же маленьких и черных буковках, которые с упрямством рабочих муравьев проползут одной и той же дорогой таких родных переживаний перед чужими глазами.»
Анатолий Овинов, архитектор
Ю
А день и вправду был какой-то особенный. Все было освещено каким-то ясным теплом. Дома приобретали вековую значительность, смертные сновали между, словно ощущая бренность своей жизни. Павлентий выпускал дым и загадочно смотрел через него вдаль, пока не обнаружил на горизонте странную парочку. Друзья попались, словно не от мира сего. Отец, Отче, Батя, Батяня – бывший художник, а ныне священник с небольшим приходом или паствой в удмуртской деревушке Юкаменск, что стоит на речке Ю. Игорек – режиссер театра «ПараФраз» своей жизнью определяющий творческую жизнь коллектива, который в свою очередь привносил в нашу жизнь толику радости и тепла, через пробитое окно в нашей рыжей провинциальности.
Их суета была целенаправленна.
- Ну что, едем?
- Куда?
- Как куда? В Пышкет.
- Это пароль?
- Нет, деревня. Там храм 1914 года с росписями Васнецова.
- Прикалываешься! Как Васнецова занесло к вотякам? Ну, понятно Короленко в ссылку ехал и забыл здесь свой сундук, а потом писал, что город Гэ – «ненастоящий, стеклянный» город.
- Нет, честно! Отец Владимир, давно обещал показать.
- Поехали!
- Садитесь, рванули!
- А на площадь-то зачем?
- Затариться!
Раз так везет, и везут, пришлось смириться, хотя все это сразу стало похоже на абсурд, ну а разве наша жизнь не абсурд? Остается только довести его до абсолюта.
Ветра не было, и начинался полуденный зной. Мы с Павлентием стояли у дверей магазинчика, кстати, тоже дореволюционной купеческой постройки, время уже начало расставлять акценты. Игорек с Владимиром деловито грузили в багажник, немереное количество так называемой тары, после их очередного захода в магазин мы, пока в уме, поделили тару на нас, умножили на жару и из расчета на дневное время и стали пятиться к кустам.
- Поехали! – деловито и основательно вернул нас на место Отец Владимир.
Нам осталось только переглянуться и бесповоротно окунуться в эту авантюру.
- Отче, а закусить?!
- Сейчас, вернемся.
Сделав круг, они опять исчезли в магазине и закусить, отняло гораздо больше времени, то ли выбор был больше, то ли это считалось чем-то лишним. Закусить оказалось такой же толстой, как и короткой колбасой с отчеством «Фомич».
- Да, уж! Не пост, случайно?
- Пост, но мы в дороге, а путнику можно подкрепиться и вином и мясцом.
- Уговорил, наливай!
После третьей, отец завел разговор о строительстве нового храма в его, Юкаменском селе.
После четвертой о проекте нового храма в Юкаменском селе.
- Отец! Тебе за проект разве расплатиться?!
- Нет!
- Так, ты меня за палку «Фомича», что ли купить хочешь!
- Да, за палку! – честно сказал Батяня после пятой.
Я никак не мог соединить в своем сознании чистый светлый храм, с золотыми бликами на куполах, радостным малиновым звоном и эту, уже занюханную колбасу «Фомич». Абсурд усиливался, мы наливались, село приближалось, во мне росло зло, и я уже откровенно стал ерничать в адрес церкви и его служителей. Не выдержал все время молчащий Игорек.
- Меня доставай, а Отца не трогай!
Кончилось тем, что сначала мне запретили говорить некоторые слова, потом целые предложения, и в конце–концов предложили совсем замолчать, я, обидевшись на эту религиозную обструкцию, выторговал разрешение произносить только одно слово, вернее даже не слово, а одну букву - «Ю!». Тут мы действительно переехали речушку с таким же однобуквенным названием, и Отец гордо показал на небольшое здание, от чудовищно которого несло селедкой.
- Что это такое?
- Молельный дом!
- А запах?
- Тут был магазин.
Вошли со двора. Поперек двери, чуть ниже колена была вставлена труба.
- Зачем!
- От посторонних!
- Помогает?
- Да, падают! Сразу слышно, что пришел чужой.
Внутри длинный деревянный стол, скамьи и плотник, вырезающий надпись на мореном кресте «УПОКОЕНЫЙ РАБ БОЖИЙ…»
- Ошибка!
- Ё! Только Отцу Владимиру не говори, пожалуйста! – как-то очень запуганно и жалобно попросил плотник.
- Раз угадал, что я Толька, не скажу! Тебя случайно не Петром зовут!
- Да.
Из трехпрограммного радиоприемника негромко звучала бутусовская:
«…ходить по воде, ходить по воде со мной…»
- Чудеса, да и только!
- Что?
- Да это я так, про себя.
На стенах висели разные предметы, которые не увидишь в обычном хозяйстве и меня привлек, один, очень странный в привычном обиходе предмет для церковного служителя. Метровая дубинка с отполированной до черноты рукояткой, на зеленом крепком шнурке.
- Батяня! А это тебе зачем?
- Все мы воины! – с раздражением отобрав оружие, сказал Батяня, а я успел перехватить испуганный, полный синяков взгляд плотника.
- Петр, собери на стол! Картошки отвари! Я церковь покажу – поставленным голосом, нетерпящим возражений перерубил наши взгляды Отец.
Мы с Павлентием, как обыкновенные экскурсанты бродили по мрачному помещению церкви-магазина, уже «Не рыба – не мясо», а Отец Владимир с негромкими пояснениями водил Игорька, вдоль алтаря и за него.
- Пойдемте трапезничать!
- Да, неплохо подкрепиться!
Как только мы устроились за столом, разлили и подняли, раздался странный шум. Настолько странный, что Батяня вскочил и бросился к дверям. Я подумал про трубу поперек двери, но шум повторился где-то под крышей. Мы все стояли в недоуменных позах около дверного проема, а над нами что-то ухало и скрипело.
- Отец, что это?
- Не знаю!
Ветер пошевелил наши волосы, словно кто-то невидимый прошел мимо.
- Может быть - это ОН! САМ!!!
Через моё плечо Отец дотронулся взглядом полированной глади дубинки.
- Не богохульствуй! Отныне позволяю тебе говорить тебе только одну букву - «Ю»!
Игорь опять укоризненно посмотрел на меня. Явно происходило что-то серьезное, а я дурачился как ребенок.
- Накатим!
- За тебя Отец!
- Спасибо, что вытащил из города!
- Ю!
Деревня Пышкет была километрах в 15 от Юкаменска, через какие-то непонятно откуда взявшиеся горы, на красивом покатом холме, прямо в центре, словно шпиль кайзеровской каски, возвышалась каменная полуразрушенная церковь, а зеленую лысину его, чуть повыше уха украшал корявый, вековой дуб, возглавляя клин ельника. Отец пояснял:
- Посажен купцом, в начале века.
- ЮЮ!
В голубенькой деревянной сарайке-избе был молельный дом, где мы опять с Пашей были простыми экскурсантами, а Игоря заботливо водили кругами вокруг алтаря и за.
- Толя, а почему нас за алтарь не водят? – почему-то шепотом, промолвил Паша.
- Там общаются с Богом. Туда можно только мужчинам.
- ???
Для просмотра полного текста рассказа переходите по ссылке: http://www.proza.ru/2012/12/28/1358
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...